К И Н О К О Н Т Е К С Т : Necrorealism

Анжелика Артюх

Некроромантики: Назад к неандертальцам

Десять лет назад, в 1988-м, желание быть причастным к "Некрореализму", казалось, занимало половину всех представителей питерского аль-тернативного искусства. Массовые поездки за город, хулиганские имитации перед кинокамерой актов суицида и зверских убийств сменял эпатаж собственно "художественных акций": демонстрация садо-мазохистских короткометражных фильмов, перебиваемых воплями и сдергиванием штанов с заехавших на сеанс "шоуменов" и друзей "некрореалистов". Тогда все, кто счи-тал себя утомленным скукой официозного

искусства, торопились приблизиться к этому карнавальному вихрю, в центре которого за-бавлялась и пугала своей иррациональной силой Смерть (Necro). Сегодня разговор о "Некрореализме" — это прежде всего разговор о двух именах, а точ-нее — о творческом тандеме "Юфит — Маслов". На их счету три полнометражных фильма: "Папа, умер Дед Мороз" (1991), "Деревянная комната" (1995) и "Серебряные головы" (1998). Каждый из партнеров предпочитает воздерживаться от рассужде-нии о "некрореализме": Евгений Юфит — потому что вообще не любит много говорить; Владимир Маслов - потому что не любит, когда без него говорят о Юфите как об основателе эстетики. Но я все же набралась наглости и начала свое интервью с самого деликатного вопроса.

Анжелика Артюх: Можно ли считать, что "Некрореализм" все еще жив?

Евгений Юфит: В нашей практике сохранилось самое главное — задействованность "Некро". Смерть — это одновременно и ноль и бесконечность, она одна из тех кате- горий, которую человек не может материализовать в своем воображении. Что для сознания непостижимо, то — мертво. Ранний "Некрореализм" взял за основу эту непостижимость. Он устранил причинно-следственные связи, лишил элементарной логики действия своих персонажей, приравняв их к шуму ветра и течению воды. Эта парадоксальность является главным элементом эстетики, если она исчезнет - "Некрореализм" умрет.

Владимир Маслов: Для меня "Некрореализм" звучит как логотип, обозначающий определенную атмосферу и настроение. Мне кажется, что это определение не исчерпывает глубины того, что есть на самом деле.

АА: Главным аттракционом ваших фильмов всегда является акт суицида. Для этого находятся самые немыслимые способы: к примеру, герой из "Серебряных голов" надевает на шею петлю, привязывает другой конец веревки к дереву и разгоняется со всей силы на роликовых коньках... К чему такое безумие?

ЕЮ: Ничего безумного здесь нет. В судебно-медицинских источниках можно найти и бо-лее дикие способы самоумерщвления. Так, один психически больной снимал обострение головной боли, протягивая через череп от одного виска к другому стальную проволоку. При этом никаких нарушений памяти, слуха и зрения не наблюдалось. И только спустя два месяца после начала подобных процедур, не найдя подходящего куска проволоки для снятия приступов боли, он покончил с собой, засунув голову в горячую печь. При трепанации черепа в мозговых тканях было обнаружено около четырехсот грамм ржавеющего металла, очевидно и явившегося причиной головной бо-ли. Суицид - наиболее иррациональное и поэтому привлекательное про-явление психики Homo sapiens. Для него никогда не существует буквального объяснения.

АА: А со смертью не страшно заигрывать?

ЕЮ: Мне кажется, что я испытываю гораздо меньше страха, чем те, кто не заигрывает. Возможно, эта игра - своего рода жертва первобытным богам, генетическая память о которых сохранилась у каждого человека в самых темных углах подсознания и проявляется у играющих в песочнице детей.

ВМ: У меня есть ощущение страха, но только не тогда, когда я сам как актер разыгрываю суицид перед камерой. Может быть потому, что мы всегда разрабатываем линию смерти без каких-либо оценок и не имеем амбиций анализировать смерть на ее справедливость или несправедливость. Мы видим только ее внешнюю, пусть и абсурдную сторону — смерть как факт. У меня всегда есть надеж-да, что я буду прощен, поскольку ничего не оцениваю.

АА: Гораздо активнее в вашем кино действуют мужчины, нежели женщины: если смотреть по количеству персонажей, то на несколько десятков лиц мужского пола приходится, как правило, одна, в крайнем случае две героини? Вы сторонники мужского кино?

Е.Ю Лично мне больше нравится снимать крепких мужчин. Женщина с трудом улавливает наш менталитет. Да и разъяснений для нее требуется в десять раз больше. Но кино, к сожалению, - это целая цепь компромиссов.

В.М. Мы не игнорируем присутствие женщины. В двух последних картинах женщина втянута в основной конфликт не меньше, чем главные герои-мужчины.

А.А. Ваши полуголые мужчины - всегда в стае, в групповом веселье, нежно поглаживают друг друга… Подобное акцентирование "повышенной маскулинности" провоцирует разговор о гомосексуальности? Вы сознательно этого добиваетесь?

Е.Ю. Наши мужчины поглаживают деревья, палки, песок с не меньшей нежностью, чем друг друга. Стереотипность восприятия заставляет зрителя смотреть на наших героев через призму гомосексуальности. Хотя... идея гомосексуальности меня привлекает: я вижу в ней вызов репрессивному характеру природы воспроизводства.

ВМ: Эпатировать понятием "гомосексуализм" было возможно в начале восьмидесятых. На сегодняшний день это может быть самоцелью. Скажем, в той же "Деревянной комнате" гомосексуальный оттенок взаимоотношений мужской массовки нужен нам как еще одно проявление природного иррационального — одно из возможных парадоксальных состояний Homo sapiens.

АА: Ваша возрастная разница — целых двадцать лет. Это не мешает совместной работе?

ЕЮ: Наоборот, это хорошо вписывается в принцип — веселье ради съемок, съемки ради веселья. Кроме того, у нас поразительно идентичны мироощущения. Между нами практически не бывает серьезных разногласий. ВМ: По жизни мы абсолютно разные люди, но наше отношение к Homo sapiens одина-ковое. Вся ценность совместной работы в отсутствии разделения функций и обязанно-стей: это как в гармоничном половом акте — неважно, кто лидер.

АА: В вашем последнем фильме "Серебряные головы" группа ученых проводит эксперимент по созданию нового вида человека, обладающе-го сверхъестественными способностями. По ходу дела они ставят опыты на себе и даже выводят неких "z-индивидуумов". Вы что, решили забраться на территорию "научной фантастики"?

ЕЮ: Точнее — "этнографического" science-fiction, у которого есть свой особый контра-пункт: с одной стороны — наука как суицидально-деструктивное

проявление созна-ния Homo sapiens, с другой вечные в своей гармонии пейзажи озер и лесов. Органиче-ским составляющим природы выступают лишенные разума z-индивидуумы.

ВМ: То, что делают наши герои-ученые не сильно отличается от дел в реальной науке, где умудряются скрещивать людей со свиньями и насекомыми... Я совер-шенно не верю в самопожертвование ученых ради челове-чества и в необходи-мость ставить опыты на себе. Для меня супруги Кюри не меньшие садомазохисты, нежели герои нашего фильма, скрещивающие себя с деревом. Хотя, конечно, мы многое гиперболизируем.

АА: "Серебряные головы" активно апеллируют к российской экзотике, однако трудно сказать точно, в какое время происходит действие фильма — в семидесятые, в девяностые...

ЕЮ: Вот уж о чем точно не приходилось за-думываться во время съемок, так об истори-ческой конкретности происходящего. Конфликт между Homo sapiens, породившим так называемую "материальную культуру", и средой его обитания — возник еще 35-40 тысяч лет назад. Тогда в Европу и Азию с тер-ритории Африки прорвались орды "челове-ка разумного". Они начали с истребления "пещерного льва" и "пещерного медведя", с захвата их жилищ, с вытеснения на север ра-сы неандертальцев, гармонично существо-вавшего до этого сотни тысяч лет. Но когда вокруг все перебито - приходится браться друг за друга. "Серебряные головы" об этом.

ВМ: "Российское" просачивается само со-бой. Наши персонажи только и могут поя- виться в РОССИИ - на самом гиб месте земного шара.

АА: Зачем вы постоянно называете человека латинским определением Нomo sapiens?

ВМ: Для меня никакого отличия между Homo sapience и каким-нибудь Strep. pneumoniae (стрептококком). А если и есть - то только в том, он гораздо агрессивнее, дисгармоничное и абсурднее в своей жизнедеятельности, чем бое животное. Мы сами, к сожалению Homo sapiens, и наша деятельность такая идиотская. Хотя лично я предпочел бы чувствовать себя кем-то другим.

ЕЮ: Все время хочется снимать фильм лосями, медведями, опоссумами, но комуникация с ними, к сожалению, утеряна в доисторические времена. Вот и осталось работать с одним лишь Homo sapiens.

АА: И что же ожидает Homo sapiens в вашем следующем фильме?

ЕЮ: Ничего. В следующей картине мы займемся воссозданием расы неандертальце

ОМ. 1998. Апрель.

К И Н О К О Н Т Е К С Т : Necrorealism