К И Н О К О Н Т Е К С Т : Ларс фон Триер: статьи

Петер Эвен Кнудсен

Назад к утраченному простодушию

Петер Эвиг Кнудсен. Насколько я понимаю, цель и "Догмы 95", и "Идиотов" состоит в том, чтобы отменить всяческую цензуру?

Ларс фон Триер. Вы сформулировали ее как нельзя более точно. И сразу определили и то и другое в соответствующий класс. Так что здесь и говорить больше не о чем...

Кинорежиссер Ларс фон Триер не склонен обсуждать свои художественные достижения устно; он предпочитает показать фрагменты из свого нового фильма "Идиоты", снятого в формате "Догмы", о группе молодых людей, которые самовольно вселились в большой пустующий дом в зеленом пригороде, чтобы повалять дурака, то есть натурально вести себя как идиоты.

Петер Эвиг Кнудсен. Вы удовлетворены фильмом?

Ларс фон Триер. Очень удовлетворен. Мне хотелось наполнить его жизненным светом, и это удалось. Кое-кто говорит, что он дурацкий, и это правда, он таким и задумывался. Временами он просто катастрофически дурацкий -- злобный, глупый, причем бессмысленно глупый. Но в нем есть и нечто кроме глупости.

Обращаясь к истории кино, я всегда ищу в ней свет и радость -- то, что я хотел вложить в "Идиотов", то, что я вижу во французской "новой волне" и в том направлении, которое обозначаю как "лондонский свинг". Помните, как в одном из битловских фильмов они бегают по Лондону с огромной железной койкой? С "новой волной" в кино ворвался свежий ветер, вот и "Догма 95" задумывалась с тем, чтобы освежить атмосферу кино, помочь ему вернуть утраченное простодушие.

Петер Эвиг Кнудсен. Фильмом "Рассекая волны" вы хотели выжать слезы из женской аудитории, а на какую реакцию вы рассчитывали теперь?

Ларс фон Триер. "Идиоты" гораздо более сложный, более странный фильм, который должен забавлять и трогать, но при этом и по-серьезному волновать. В нем таится одна опасность: он жонглирует понятием нормы, балансирует между дозволенным и недозволенным. Если же вовсю девальвировать разумное, мир полетит ко всем чертям.

Петер Эвиг Кнудсен. Некоторые сцены, вероятно, приведут в негодование часть зрителей, но вряд ли такую реакцию вызовет картина в целом. Потому что ей присуща какая-то безобидность.

Ларс фон Триер. Выражаясь по-старинному, это самый политический из всех моих фильмов. На первый взгляд он о том, как мы относимся к умственно неполноценным и какую ценность они представляют собой в наших глазах. А если вникнуть поглубже, то речь идет о защите аномалии, отклонения от нормы.

Замысел "Идиотов" возник одновременно с идеей "Догмы". С одной стороны, заповеди "Догмы" родились из желания пересмотреть норму и правила, которым я никогда не изменял в силу своего культурно-левацкого воспитания. С другой стороны, они выражают стремление упростить некоторые вещи. В обычном кинопроизводстве вы всегда стеснены необходимостью принимать решения и контролировать множество факторов, вроде цветофильтров и светоустановки. Основное правило "Догмы" состоит в том, чтобы отказаться от этих обязательств.

Петер Эвиг Кнудсен. Вы автор сценария, на котором значится: "Писано 16 -- 19 мая 1997 года". Но вы, разумеется, не могли сделать эту работу за четыре дня?

Ларс фон Триер. Именно за четыре дня и сделал. Вообще-то я заимствовал эту фразу у старого доброго маркиза де Сада, который сочинил "Жюстину" в Бастилии за две недели. Я уверен, что это правда. Конечно, я размял пару идей заранее, но ни строчки не записал, поэтому испытал дивное чувство, когда все сразу написалось, в один присест. Я даже не перечитал готовый текст -- вы можете в этом убедиться, когда увидите, что в одном из эпизодов персонаж действует не под своим именем.

Раньше я писал сценарии годами, но в соответствии с правилами "Догмы", надо устраняться от самоконтроля. Главный ее смысл -- стряхнуть с себя пыль. Хотя, может быть, "стряхнуть с себя пыль" звучит слишком легковесно. Точнее было бы выразиться так: сбросить с себя бремя. Занявшись улучшением сценария, рискуешь погасить запал. С нами, кстати, это почти случилось, когда мы вносили поправки в какие-то эпизоды, но в конце концов мы вернулись к оригиналу, и окончательный вариант фильма очень близок сценарию. Так что если бы мы лишились наслаждения или, по крайней мере, радости от процесса работы над "Идиотами", то проект провалился бы с треском.

Петер Эвиг Кнудсен. В предисловии к сценарию вы пишете о том, что стараетесь "избегать драматургии"...

Ларс фон Триер. Да, но это так же трудно, как стараться не дышать. Так что это всего-навсего игра слов; все, что ни напишешь, будет драматургией. "Догма 95" содержит несколько невозможных, парадоксальных правил, но ведь и некоторые религиозные догмы таковы.

Суть моей концепции драматургии состоит в стремлении освободиться от наиболее тривиальных, надоевших условностей, уйти от жесткой регламентации, не забывая о том, что кино -- средство коммуникации. Джойс тоже хотел освободиться от жестких правил, но когда предмет совсем уж распадается на куски, с его помощью уже нельзя общаться. Я очень, очень люблю "Улисса". Но "Поминки по Финнегану" -- это слишко сложно: чтобы читать эту книгу, нужно знать не меньше четырех-пяти языков и иметь солидное представление о природе самых разных культурных групп.

Петер Эвиг Кнудсен. Если сверяться со сценарием, заметно, что некоторые эпизоды фильма сымпровизированы.

Ларс фон Триер. Да, я провоцировал группу на импровизацию. Вообще я всегда обращаюсь с ней, как нянька или школьный учитель: "Ну-ка, покажите, чем вы дышите, на что способны!" И, конечно, ничего хорошего из этого не вышло, как всегда бывает в таких случаях. Актеров лучше всего держать в узде, а все их импровизации гроша ломаного не стоят. Во всяком случае, мы отбросили все придуманное на площадке вне плана съемок. Импровизация без плана -- все равно что теннис без теннисного мяча.

Мой призыв к самостоятельному творчеству обернулся еще и крайне безответственным отношением актеров к дисциплине. Аналогичным образом провалилась и идея самообслуживания. В результате мы получили наихудший вариант коммунального житья -- жутчайший беспорядок и отвратительную еду. В конце концов мне пришлось выступить с установочной речью о свободе и ответственности.

Петер Эвиг Кнудсен. А идиотские трюки вы практиковали и вне съемочной площадки?

Ларс фон Триер. Да, мы начали это практиковать за несколько недель до начала съемок. И всем очень нравилось дурачиться. Мало-помалу группа уже не могла без этого обходиться. Все быстро привыкли, хотя поначалу чувствовали себя довольно неловко: как можно себя чувствовать, когда кто-нибудь пытается, подкравшись сзади, спустить с тебя штаны?

В конце концов дурацкие трюки стали получаться довольно натурально, так же как и нудистские сцены. Как-то я встретил всех голышом и объявил, что сегодня у нас будет нудистский день. Да, с этим у нас проблем не было.

Полтора месяца съемочного периода стали для меня самым сильным профессиональным опытом. В частности, потому, что в моих руках была видеокамера и я отснял 90 процентов фильма. Я все время был в заводе и почти не спал ночами.

Ларс фон Триер ищет в монтажном компьютере материал с двумя главными исполнительницами, работая с которыми, он использовал психотерапевтические методы, чтобы вызвать естественное состояние страдания и снять кусок одним планом.

Петер Эвиг Кнудсен. Вы как-то сказали, что стараетесь как можно меньше репетировать, чтобы актеры не заставляли вас играть роль психотерапевта. А как теперь?

Ларс фон Триер. Только недоумок не боится актеров, но их нельзя обижать, а коли нельзя обижать, надо с ними подружиться. С годами меня все больше интересует эта часть работы.

Фон Триер находит в компьютере сцену в лесу, чтобы проиллюстрировать правила "Догмы".

Ларс фон Триер. В процессе съемок выяснилось, что правило "Догмы", согласно которому звук и изображение должны фиксироваться синхронно, весьма любопытно. Ведь первые звуковые фильмы снимались синхронно, и только потом звук и изображение "развели". Правило предполагает -- я именно так его понимаю, -- что можно ничего не делать со звуком и изображением после съемки. Это означает, что мы часто монтировали, отталкиваясь от звука, не от картинки, потому что если тебе нужен определенный звук, ты должен использовать соответствующее изображение, что дает странный кадр и в результате определенное смещение, зазор между звуковым рядом и изобразительным.

Снимая сцену в лесу, мы установили микрофон на дереве, чтобы получить ненаправленный звук. Это похоже на изобретение, правда? Подчеркнуть размытость звука -- это очень незатейливый эффект, но оказалось, что его очень трудно добиться, потому что решать техническую проблему надо было исходя из конкретных обстоятельств, тут же, на месте. Многие эффекты, которые кажутся такими простыми, вдруг стали для меня опять сложными... Слышите, ведь только так и можно было это записать. После той съемки в лесу я словно заново родился, как будто я, с детства начав делать кино, вернулся к поэзии.

Петер Эвиг Кнудсен. Здесь еще музыка слышится -- я не ошибаюсь?

Ларс фон Триер. Нет. Это гармоника, вроде тех, что можно было когда-то купить в магазине "Микки Маус". Звукоинженер смикшировал музыку и речь в процессе съемки. Когда мы завтра будем делать финальные титры, гармоника будет играть, пока мы их снимаем. (Фон Триер находит сцену на лыжах.) Еще одно правило "Догмы" -- не приносить реквизит, но в доме мы нашли какие-то старые лыжи, захватили их с собой на трамплин в Холте и в разгар лета сняли катание на лыжах -- вот вам вкратце вся "Догма". А собачий лай, который слышится здесь где-то вдали, в мои замыслы не входил, но неожиданно он оказался кстати! Правда, возможно, я единственный, кто находит удовольствие в этих штуках.

Петер Эвиг Кнудсен. И вам еще понадобился гэг с кремовым тортом во время чаепития в финальной сцене.

Ларс фон Триер. Да, Том Эллинг, мой старый оператор, всегда говорит про "грязные профессиональные штампы". Штампы бывают двух родов -- грязные и приличные. Но грязные ничем не хуже приличных.

Петер Эвиг Кнудсен. Но идиотизм, дуракаваляние, нудизм прекрасно соответствуют желанию освободиться от контроля?

Ларс фон Триер. Да, таково было мое намерение, но фильм получился несколько непоследовательным, потому что группа не совсем справилась с задачей. Может, только Карен, героиня, до конца выполнила свою роль, и таким образом мораль фильма прозвучала. Мои фильмы стали в последнее время высоко моральными.

Петер Эвиг Кнудсен. И эта мораль...

Ларс фон Триер. Мораль заключается в том, что можно практиковать определенную технику -- технику "Догмы" или технику идиотизма -- хоть до второго пришествия, и ничего хорошего не получится, если у тебя нет глубокого страстного желания и необходимости это практиковать. Карен обнаруживает, что ей техника идиотизма нужна, и это меняет всю ее жизнь. Идиотизм вроде гипноза или эякуляции: когда хочешь -- не имеешь, а когда не хочешь -- имеешь.

Петер Эвиг Кнудсен. А сами вы в процессе работы над фильмом сделались еще большим идиотом?

Ларс фон Триер. Вряд ли это возможно... Нет, это скорее всего нечто вроде моей терапии: я годами сижу, изливая свои печали, громоздя всяческие гнусности по поводу своей матери -- как она меня подвела и т.п. -- но это не избавляет меня от моих страхов.

Петер Эвиг Кнудсен. А ваши фильмы и их успех не оказывают на вас терапевтического эффекта?

Ларс фон Триер. Я этого эффекта не чувствую. В прошлом году страхов было больше обычного... Но на личностном уровне каждый мой фильм -- маленький памятник. А последний фильм стал очень дешевым (хоть и достался большим трудом) памятником. Сооружение таких памятников и есть сама жизнь, и это занятие трудно оставить... это становится своего рода наркоманией.

Рекламный буклет к фильму "Идиоты", Канн-98

Перевод с английского Нины Цыркун

"Искусство Кино", №3, 1999

К И Н О К О Н Т Е К С Т : Ларс фон Триер: статьи